Группа «Нечто» после затяжного творческого перерыва готовит к выпуску долгожданный новый альбом. После непростого периода в жизни автор песен, вокалист и гитарист группы Макс Шкель полон творческого энтузиазма и новых идей. Об этом и поговорили.
О создании музыки и новом альбоме
— Каким будет ваша новая пластинка?
— Это будет постдепрессивный альбом. Все, что накопилось, в нем и выльется. К счастью, я могу «выплеснуть» это через творчество. Я даже еще не знаю до конца, каким будет альбом. Мы просто по мере появления у меня новых песен аранжируем и записываем их. Они, благо, появляются. Получается очень лично.
— Выплескивая эти мысли, вы от них освобождаетесь? Это целительный процесс?
— Я об этом не задумываюсь. Я сейчас скорее просто радуюсь тому, что процесс написания песен пошел. Потому что до этого у меня был застой конкретный. Сейчас чувствую заряд творческой энергии и в нем купаюсь.
— Вы записываете альбом одним дублем, без сведения?
— Нет, со сведением. Но базовая основа пишется разом. Соло-гитары, акустика, клавиши пишутся потом. Ну, в общем, как садимся играть, так и записываем, но без сложных соляков, без каких-то нюансов, которые потом наслаиваем. Это дает живость. Когда все вместе играют, есть энергетика, как на концертах. У нас всегда была такая проблема: люди приходили к нам на концерт и говорили: «Вообще класс!». А потом ставили пластинку — а там нет этой атмосферы. Как будто две разные группы послушал. Теряется энергетика, вот и хочется ее донести…
— Как вы понимаете, что альбом уже готов, можно выпускать?
— Интуитивно, наверное. А скорее всего, просто заканчиваются песни — и все. Песни — это же все равно какой-то определенный период. Концепция формируется сама, фактически не надо над ней долго думать. Если думать, то, скорее всего, хорошо и естественно не получится. Вот сейчас пишутся совершенно определенного типа песни, они и войдут в альбом. А если я вдруг почувствую, что сочиняется что-то иное, я это отложу для следующего релиза.
— Перед альбомом планируете выпускать синглы «для затравки»?
— Хороший вопрос! Изначально я думал до релиза альбома выбросить пару синглов. Сейчас пришел к мнению, что надо потерпеть, не спешить и делать альбом до конца и потом уже релизить. Еще в планах ремиксы на самые боевые “вещи”. Две песни отправил парню, работы которого меня впечатляют в плане ремиксов и не только. Выберет одну из двух — заремиксует.
— Что в работе над музыкой вам приносит наибольшее удовольствие, а что дается труднее всего?
— Сложнее всего — общение, наверное. Та работа, которую необходимо делать, чтобы, грубо говоря, «торговать лицом». Вот это я не люблю. Да я бы и концерты не давал. Меня вполне устраивает студийная работа. А самый кайф испытываешь, когда песня уже в голове появилась, ты понимаешь, что — вот она, вот она, офигеть, как круто я ее придумал, она потрясающая! Она в голове есть и все — дальше начинается просто процесс производства, материализации. А удовлетворение ты уже получил…
Концерты, конечно, надо давать. Но у меня нет такого, что «я без концертов не могу жить». Я все равно отключаюсь на выступлениях. Есть люди, которые в зал вещают, а мне кажется, я не такой. Я в какое-то свое состояние впадаю, кайфую, и, наверное, это публике передается. Видимо, так это работает. Я поражаюсь тому, как некоторые умеют работать с залом, заводить. У меня такого нет. Ну, то есть, оно есть, но не ярко выражено.
— Что для вас успех? Добились ли вы его?
— Я не считаю, что я добился успеха. Я все-таки хотел бы достичь федерального уровня, а не оставаться по большому счЕту на локальном уфимском.
— Вы разве на него не вышли?
— Вышли, но мелко. Наверное, отчасти и поэтому развилась депрессия. Годы уходят, а ты понимаешь, что хотел одного, а получил другое. Появляется вопрос: «Неужели это все?! Если это все, то есть ли смысл продолжать?» И начинается самокопание.
— А что должно произойти, чтобы вы поняли: вот оно, получилось? Грэмми? Олимпийский? «Вечерний Ургант»? Чем сейчас измеряют успех?
— Да нет… Ну, и этим, конечно, тоже измеряют. Но вообще все просто: когда твои песни пошли в народ, когда их поют под гитару, тогда понимаешь, что вот он — успех.
— Сейчас у вас есть какой-то план, как выделиться из огромного количества музыки на стриминговых сервисах?
— Не знаю. Только честностью и простой подачей. Сейчас я освободился от стереотипов, как мне кажется, поэтому думаю, что песни, соответственно, получатся такие же чистые и яркие
— У вас и до этого были очень яркие композиции.
— Я, к слову, начал иногда их переслушивать. Когда «ухо замыливается», берешь старый альбом, который давным-давно не слушал, включаешь и: «Ни фига себе! Это что, это мы? Как это мы так?».
— То есть время идет, а старые работы по-прежнему не устаревают?
— Да. Бывают, конечно, периоды, когда вообще ничего не нравится и кажется, что ничего существенного не сделано. Но надо освежать память.
О депрессии
— До пандемии вы еще и организовали концерты приезжих артистов. Как выбирали группы? На кого публика пойдет или чтобы вам самим нравились?
— В первую очередь ориентировался на тех, кто мне нравится. «На кого публика пойдет» — это чистая коммерция, а должен быть какой-то собственный интерес в этом. Так живее получается. Но я успел привезти только две команды: «Пионерлагерь Пыльная Радуга» и Uratsakidogi. А потом, как депрессия началась, я вылетел из всего этого…
— Ваша депрессия не похожа на привычные представления о ней. Я, глядя на вас, и не подумала бы, что у вас депрессия.
— А ее не видно. Это внутри. Человек, поначалу, и сам не может понять, что у него депрессия, думает о физических болях, которые на самом деле являются фантомными. Бежит по врачам, сдает анализы. Анализы показывают, что ты здоров. Здоров физически. При этом ты с кровати встать не можешь, не можешь уделить внимание близким. Полностью отключаешься от внешнего мира. Вот тут и появляется в твоей жизни первый психотерапевт. Те, кто через это прошли, подсказали мне, что от настоящей глубокой депрессии никакие йоги, никакой спорт, никакие техники не спасут — все-таки надо помочь организму препаратами, таблетками. Вот я и не стал повторять чужих ошибок, не стал затягивать. Прислушался и сразу взялся за лечение.
— Что стало причиной депрессии — постоянные стрессы или какое-то сокрушительное событие?
— Причины очень сложно понять. Видимо, это накопленное годами рвануло. Как мне психотерапевт объяснил: раньше человек ходил на охоту, забивал зверя, свободно выплескивал эмоции, тупо орал… А сейчас мы в социуме: тебя кто-то толкнул, обидел — ты промолчал. И вот подобные вещи держишь в себе, не выплескиваешь, оно и накапливается на всех уровнях.
— Вы говорили, что уволились с работы. Это связано с депрессией?
— Связано. Я понял, что занимаюсь не тем делом. Не надо заниматься тем, что тебе не нравится, даже если это приносит деньги. Сейчас я бедный свободный художник, но чувствую себя намного лучше. Моей дочке уже 16 лет, и я понимаю, что вот сейчас уже могу позволить себе обратить внимание на себя и отпустить этот страх бедности. Ведь почему не писались песни? Потому что мозг был засорен шлаком, никак не связанным с творчеством. Приходишь на работу, думаешь о ней, возвращаешься, уставший, домой — и у тебя ничего не остается для творчества. Надо быть свободным и чистым. Тогда, если талант тебе дан, он сам начинает генерировать идеи.
— Теперь вы занимаетесь только музыкой?
— Да. Студией и музыкой. Поэтому как-то и поперло все. И парни воспрянули духом, подпинывают меня.
— Расскажите про Divan Records. Как появилась студия, чем она является для вас?
—Когда я понял, что закисаю, занимаюсь не тем, чем надо, я подумал: «А что я могу?». И решил, что реп.точка и студия — это то, что надо. Просто я же в свое время со страшной силой занимался тем же самым в «Навигаторе». Ночами не спал. «Навигатор» был открыт как клуб обычный, дэнсовый. Мы пришли туда и убедили владельца клуба, что рок набирает популярность, это актуально, и надо в этом направлении что-то делать. Он поверил в нас, стал вкладываться в оборудование для рок-концертов. И вот так рок в Уфе перерос в целое движение. Сейчас его вспоминают с ностальгией. Время «Навигатора» — это золотое время. И вот там мы с группой занимались тем же самым: записывались, работали в компьютерных программах. Но в какой-то момент настолько перегорели — до тошноты. Поэтому перестали этим заниматься. Теперь я восстановил эти свои знания и наращиваю. Если бы этой паузы не было, не было бы, наверное, потерянного времени, хотя, с другой стороны — всему свое время. Сейчас, благодаря опыту и знаниям, я делаю все сам: я записал, я свожу, я обложки делаю. Эти знания и умения помогают не обращаться за помощью к кому-то со стороны.
О концертах
— Про концерты сейчас сложно говорить…
— Очень сложно. Ничего не понятно. Но первое, что я сделаю, — фестиваль. Хочу сделать «Нечто-фестиваль». Буду брать 4-5 молодые команды. Может быть, буду выбирать сам, а может быть, проводить отбор. Планирую сделать это фест регулярным, чтобы дать молодым выход на публику, дать возможность выступить на хороших концертных площадках: «Колизео», «БрауХаус», «Клуб XI». А хедлайнерами будут уфимские коллективы с именем, историей, реально что-то делающие. Но, к сожалению, таких в Уфе очень мало, поэтому, видимо, придется все-таки кого-то приглашать.
— То есть, не видите достойных последователей в Уфе?
— Нет. Это и плохо.
— А раньше ситуация с уфимской музыкой была другой?
— В 2000-ых был бум. Как сейчас популярен рэп, тогда был на волне популярности рок. Его слушали все. И на концерты ходило больше людей. И была крутая площадка, созданная не без нашего участия — клуб «Навигатор». Сейчас тоже площадки есть, а народ не идет. Потому что рок — это уже не массовое явление. Появился рэп. Но сейчас, судя по всему, рэп будет постепенно сливаться с роком, и пойдет обратный цикл.
— Сейчас, говорят, еще и поп опять набирает популярность.
— Поп, по-моему, всегда был популярен. Поп-музыка — для людей простых и “счастливых”. Которые думают простыми категориями, без заморочек. Он всегда был и всегда будет, и всегда эти песенки будут слушать. А вот рок, рэп — там все пожестче, там надо призадуматься.
— Вы за трендами не гонитесь? Остаетесь верны своему жанру?
— Да у нас, если проследить дискографию, четкого жанра нет. У нас первый альбом околометаллический, второй — с акустикой, третий — брейкбитовый, на сэмплах весь… Потом уже все такое гитарное пошло. Мы постоянно экспериментируем, в этом и наша фишка, и наша беда. Мы в свое время подписывали контракт с продюсерским центром на выпуск третьего альбома. Альбом издали и положили на полку. Сказали: «Это еще рано, это позднее будет популярно. Вы пишите песни дальше». А мы, дураки молодые, сидели и ждали, когда же к нам успех придет. Они его выпустили, конечно, но, как сказали, так и вышло: «Это прикольно, но слушатель к такому еще не готов».
— В Уфе популярность ваша не ослабевает. На вашем сольном концерте MusicHall27 был набит битком.
— Это за счет старой фан-базы. Но хотелось бы расширить горизонты. Вот, на новом альбоме будут уже тексты дочки — новое поколение подключается. Не знаю, реализуется или не нет, но вторая по очереди — это песня «Счастье» с такой простой подачей, с которой каждый может сделать свою версию. Между повторяющимися строчками можно вписывать любой текст. Я предложил дочери сделать свой вариант песни — и у нее получилось вообще не похоже на мою. У нее все такое серьезное, а у меня более бытовое. А я-то рассчитывал на какую-то молодежную беспечность, на школоло, которые я в своей песне уже не могу преподнести, а она могла бы. Но нет — у нее там такие серьезные вещи… В результате у этой песни будет три-четыре вариации: первая — простая, гитарная, как будто в подъезде спетая, вторая — полностью аранжированная, и третья альтернативная версия — дочкина. А если ремиксер выберет эту композицию, то уже даже четыре.
— А что для вас счастье?
— Хохо! С одной стороны счастливый человек — это тот, который не сталкивался с депрессией. С другой тот, кто столкнулся с ней и стал ценить то, чего ранее просто не замечал… Я сейчас счастливый.
